Сколько было флагов Советское командование придавало исключительно важное значение боям по овладению Берлином, а потому Военный совет 3-й ударной армии еще до начала наступления учредил Красные знамена Военного совета, которые были розданы всем стрелковым дивизиям

Приложение Сколько их было? Хотя концлагеря в СССР исчислялись тысячами, а прошедшие через них люди – миллионами, на протяжении десятилетий точное количество жертв было известно лишь горстке чиновников. Поэтому в годы советской власти, пытаясь оценить число

Главное управление лагерей (в сокращенном написании — ГУЛАГ).

Типичное государственно-бюрократическое учреждение. Оно являлось важной составной частью советской системы органов исполнения наказаний. В течение 30-летнего (с 1930 по 1960 г.) периода существования этого главка его ведомственная принадлежность и полное название неоднократно менялись. В разные годы ГУЛАГ находился в ведении ОГПУ СССР, НКВД СССР, МВД СССР, МЮ СССР. Полное название главного управления менялось в зависимости от входивших в его состав структурных подразделений, например, с 1934 по 1938 г. главк именовался как Главное управление лагерей, трудовых поселений и мест заключения, а с 1939 по 1956 г. — Главное управление исправительно-трудовых лагерей и колоний. В официальном делопроизводстве вне зависимости от существовавшего в данный момент названия чаще всего употреблялось сокращение ГУЛАГ, которое использовалось как самостоятельный термин, имевший грамматические признаки мужского рода (написание ГУЛаг практически никогда не употреблялось). 1

ГУЛАГ — это особый лагерь, и даже не просто «архипелаг», это громадная страна, что невидимо существовала и расширялась во времени и пространстве сталинского режима… Мы должны ввести элементы географического мышления, чтобы понять ГУЛАГ… 2

И вот историк Борис Керженцев дает нам карту. 3

«Громадная страна»? Да. В пространстве.

Но смотреть необходимо не только в пространстве. Но и во времени. ГУЛАГ: (полностью) 1930-х, (полностью) 1940-х и (с оговоркой) 1950-х годов. В зависимости от «оговорки» — 25 - 30 лет истории СССР. 25 - 30 лет.

И Борис Керженцев, комментируя карту, замечает (цитата):

Поосторожнее с цифрами. Внимание: за период с 1940 по 1955 годы специальными судами (военными трибуналами, транспортными и лагерными судами) а так же судебными органами республик СССР было осуждено 35 830 000 человек…

Вот нам всем и «поосторожнее с цифрами». Более 35 миллионов. Лишь за 15 лет. Цифры к карте ГУЛАГа?

А что такое «было осуждено» — не расшифровывается. Как не расшифровывается и «на сколько осуждено». И вообще может и «не на сколько» некоторые? Или: на 6 месяцев - это ГУЛАГ? Или…

Проблема. Количество заключенных ГУЛАГа. Цифры. Которые в советское время официально не публиковали.

* * *

В 1945 г. в Риме польские офицеры Сильвестр Мора и Петр Зверняк издали на французском языке книгу «Советское правосудие». 4

Книга содержала сотни документальных свидетельств, полученных от польских граждан, освобожденных из заключения в 1941 — 1942 гг. и добившихся возможности выехать из СССР. Собранные и опубликованные материалы не только описывали трагедии отдельных личностей, но и давали полное представление обо всей системе лагерей в целом. В книге приводились сведения об общей численности заключенных. В частности, сообщалось, что, по мнению русских заключенных, во времена Ежова было более 40 млн арестованных. Польские авторы считали эту цифру преувеличенной, но охотно описывали такой случай: один лагерный служащий, хвастаясь мощью и огромной территорией России, заявил группе польских заключенных: «Польша имеет всего 35 млн жителей. В нашей стране мы имеем столько только заключенных». И вот на этом основании…

Из книжки в книжку, из статьи в статью пошли по миру (не в СССР, а за рубежами СССР) в конце 1940-х пошли по миру гулять цифры: «в ГУЛАГе содержится 35 - 40 млн. человек».

Первой же научной работой на тему ГУЛАГа стала книга Д. Даллина и Б. Николаевского «Принудительный труд в Советской России» 5 , вышедшая в США в 1947 г. и вскоре переизданная в Европе на английском и немецком языках. К наиболее актуальным вопросам, рассматриваемых в работе, относились следующие: какова общая численность заключенных, сколько всего лагерей и как они организованы.

И вот - численность.

В главе «Сколько лагерей и заключенных?» приводились сведения на конец 1920-х годов со ссылкой на бывшего чиновника ГПУ Н.И. Киселева-Громова о 662 257 заключенных, находившихся во всех лагерях. Тут же указывалось, что другой чиновник ГПУ, сбежавший в 1930 г. в Финляндию, под присягой заявил, что осенью 1929 г. под надзором ОГПУ работали 734 тыс. заключенных. В любом случае, книга Д. Даллина и Б. Николаевского начинает историю ГУЛАГа (рубеж 20-х - 30-х гг.) с того, что заключенных в ГУЛАГе менее 1 миллиона человек.

Затем, применяя разные техники подсчета (но без первичных документов) авторы выходят на цифры в десятки миллионов: Мы убеждены, что для 1940 — 1942 годов число в 15 000 000 является умеренным…

Хотя бы не 35 - 40 млн единовременно содержится в ГУЛАГе (как по данным Мора и Зверняка), а (в среднем) 10 - 20 млн. Это по расчетам Д. Даллина и Б. Николаевского.

Но вот такая «арифметика» и склеивалась во многих следующих работах иностранных историков:

— единовременно содержалось около 15 млн. человек;

— но всего через ГУЛАГ (за все годы) прошло 40 млн. человек.

Все эти расчеты строились различно: сколько вообще лагерей, сколько там в принципе могло размещаться человек, какое количество газет выписывалось для заключенных (и на сколько человек приходился один экземпляр газеты) и т.п. Но расчеты были без официальных документов самого ГУЛАГа.

И тут грянула «горбачевская перестройка» и «новая ельцинская Россия». Документы всё же появились. Да, многое было уничтожено (или скрыто до сих пор), но многое и появилось. Во всяком случае, экономическая и производственная сторона ГУЛАГа (а это ж экономика: стройки, производство…) стала более-менее ясна. И уточнена. В том числе и цифры.

Уже из 21 века Галина Иванова, пересмотрев сотни и сотни документов, замечает:Советское руководство никогда не публиковало сведений о численности заключенных. Ежегодно сотни тысяч вновь осужденных людей пополняли бараки ГУЛАГа. Максимальный уровень концентрации заключенных в местах лишения свободы отмечался летом 1950 г., когда в лагерях, колониях и тюрьмах содержалось более 2,8 млн человек. Такое же число советских граждан находилось в ссылке и на спецпоселении. Всего за годы существования ГУЛАГа через лагеря, колонии и тюрьмы прошло более 20 млн человек, из них каждый пятый был осужден к лишению свободы за так называемые «контрреволюционные преступления». 6

Итак.

От 1 (одного) до 2 - 3-х миллионов единомоментно заключенных в ГУЛАГе. Со ссылкой и спецпоселениями - до 5 млн. Единовременно.

Всего (за всё время существования ГУЛАГа) - около (или «чуть более») 20 млн. человек. Из них 4 - 5 млн. - по «политическим», «контрреволюционным» статьям (иногда надуманно осуждены по этим статьям, иногда нет).

Никаких других («более больших» цифр) не просматривается. Это всё, что есть у историков. Так и Википедия замечает… Кстати, в статье «ГУЛАГ» всё забили в свободном пространстве, на мой взгляд, «любители занижать», цифры приводятся минимальные. Вот так:

В начале 30-х годов в ГУЛАГе содержалось примерно — 200 тысяч человек. Перед войной — это уже порядка 1 миллиона. И самые большие цифры — конец 40-х, начало 50-х годов — это 2,5 миллиона в год в среднем.

Всего за эти годы существования системы ГУЛАГ через него прошли 15 — 18 миллионов человек. Из них скончались в лагерях примерно 1,5 миллиона. 7

Может быть вот так - брать минимальные цифры, чуть занижать - это и более правильно. Как заметил историк Борис Керженцев - «поосторожнее с цифрами». Может быть.

Но, на мой взгляд, всё же более правильно сказать, что через ГУЛАГ прошло около 20 миллионов человек (а не 15 - 18 млн.). Около 20 млн.

Это страшная цифра. Огромная. Гигантская. И зачем её еще завышать? Зачем валить всё в кучу, и «звонить» (как Борис Керженцев), что 35 миллионов и больше? Зачем? Чтоб для сталинистов самому же создать возможность сказать: «Да врёте вы всё»?

Даже если принять цифру в «35 млн. осужденных»… То при чем тут цифры именно ГУЛАГа? При чем карта ГУЛАГа? Вот, например:

…с 1946 по 1953 - по приговорам гражданских судов, вступивших в законную силу, в СССР было осуждено свыше 12 млн. человек, из них почти 4,3 млн. - приговорены к лишению свободы…

Так? 4,3 из 12-ти…

Единственное в чем прав историк Керженцев (вслед за Солженицыным): «в наших тюрьмах были по преимуществу — русские пленники». И лишь потом: украинские, белорусские, татарские…

Если это важно.

—————————

1 Иванова Г.М. История ГУЛАГа, 1918 — 1958: социально-экономический и политико-правовой аспекты

2 Подорога В. ГУЛАГ в уме: наброски и размышления

3 Керженцев Б. // http://www.diletant.ru/blogs/51101/8483/

4 Mora Sylvester, Zwierniak Pierre. La Justice Sovietique

5 Dallin D.J. & Nicolaevsky B.I. Forced labor in Soviet Russia

К очень большому сожалению, действительно, в некоторых (!) лагерях системы ГУЛага в некоторые (!!!) годы смертность приближалась или даже превышала данный показатель в опять-таки некоторых фашистских лагерях. (сразу оговорюсь: если верить некоторым исследователям фашистских лагерей ).

Сторонники этого мифа приводят много статистических данных, показывающих, что в таком-то лагере ГУЛага в таком-то году умерло больше, чем в Бухенвальде или Дахау. Притом приводятся абсолютные цифры (пример: в Дахау умерло в 1939 году 1235 человек, в Севвостлаге - 13475. ) Сразу для всех хочу сделать методологическое замечание: смертность считается только в ОТНОСИТЕЛЬНЫХ цифрах! (т.е. в процентах). Абсолютные цифры нам ничего не дают! И как только мы начинаем спрашивать с наших противников относительные цифры, то получается гораздо интереснее: «в Бухенвальде в 1937г- умерло 48 человек(4%) среднегодовой численности, в 1937 году в СевВостлаге умерло 2443 человек(9%) » . Как видите, картина меняется. Особенно, если сравнить смертность по всему ГУЛагу в 1937 году(2,42% ), то получится, что она была почти в 2 раза ниже, чем в Бухенвальде! Так изобличается ложь.

Теперь перейдём к основному вопросу: как же выяснить, какая система была «более смертельной»? Какие показатели брать, как их высчитывать? Представляется верным следующее решение: надо взять общее количество людей, прошедших через эту систему, и количество всех умерших. Потом высчитать, какую же долю от количества всех прошедших составляет количество умерших. Так мы получим общую смертность каждой из сопоставляемых систем.

Но на этом пути нас подстерегают первые сложности. Если в сталинском ГУЛаге велось строгое делопроизводство, которое сохранилось в полном объёме и теперь находится в фонде 9414 Государственного архива Российской Федерации, то в фашистских лагерях документация или уничтожалась или даже не велась вовсе (Как в Освенциме ). Многие лагеря были фашистами разрушены, от них не осталось никаких следов, кроме воспоминаний заключённых (чему свидетелем является сам автор статьи: мой дедушка в 1942 году попал в фашистский лагерь, вскоре бежал. Когда после войны он был на месте лагеря, то никаких следов его существования не обнаружил). Правительство Германии в 1967 году признало 1634 нацистских лагеря, хотя многие исследователи говорят, что их было гораздо больше (кстати, правительство Германии и моего дедушку до сих пор не признаёт узником, равно как и существование его лагеря). Так что перед исследователем встаёт вопрос: как определить общее количество заключённых в фашистских концлагерях и количество умерших из них. Дело осложняется тем, что у нацистов было 3 типа лагерей: транзитные лагеря, трудовые лагеря, лагеря смерти. Понятно, что сопоставлять надо идентичные учреждения. Именно поэтому мы, справедливости и объективности ради, должны отбросить лагеря смерти у фашистов (равно как и транзитные), оставив только т.н. трудовые, и именно этот тип лагерей сравнить с советскими ИТЛ (исправительно-трудовые лагеря) (тем более и названия у них почти идентичны). Остаётся вопрос: какие же конкретно нацистские концлагеря брать? Исследователь поступил следующим образом: взят отчет 1967 года Федерального министерства внутренних дел Германии , оттуда выбраны крупные системы лагерей (столбик справа). Таковых оказалось 29. Далее список МВД Германии сличен со списком, представленным в Википедии . Из обоих списков выбраны только те системы, которые совпадают. Таких осталось 22. Из этого числа мы убрали те, которые в Википедии обозначены, как лагеря смерти (какими данными руководствовались составители ресурса, лично для меня остаётся непонятным. К примеру, Дахау, в котором из 200 000 прошедших через него, погиб 31 591 человек, обозначен, как лагерь смерти, а Заксенхаузен, в котором из тех же 200 000 погибло 100 000, обозначен, как трудовой. Но мы этот вопрос оставим на совести авторов Вики. Если у кого есть иные данные, то буду рад ознакомиться). После отсева лагерей смерти у нас осталось 16 систем лагерей. Далее мы брали по каждому из этих лагерей максимальную и минимальную оценки численности прошедших через них, и такие же показатели (максимальный и минимальный) умерших. Вот что у нас получилось:

Таблица. Оценка общего количества прошедших через нацистские трудовые лагеря, признанные правительством ФРГ, и количества умерших из низ по данным Википедии.

Теперь, опираясь на данные приведённой выше таблицы, попытаемся вычислить общую смертность в нацистских трудовых лагерях за всё время их существования. Мы получим максимальный процент смертности, если возьмём минимальное число прошедших через лагеря и максимальную оценку числа погибших. Этот процент составит 44,97% (733244/1630479*100%). Если возьмём минимальную оценку погибших и максимальное число прошедших, то процент составит 35,52% (644244/1814000*100). Если брать максимальные и минимальные показатели соответственно, то проценты получатся равными 40% (40,42% по максимальным показателям и 39,52% по минимальным). Это совпадает с данными британского исследователя Р. Овери .

Общее количество прошедших через «сталинские» лагеря оценивается в 9,5 млн. человек . Общее количество умерших с 1930 по 1953 годы составляет 1590378 человек, или 16,74% . Согласно И.Пыхалову, с 1931 по 1947 и с 1949 по 1952 годы умерло 1111448 человек в лагерях ГУЛага, с 1939 по 1951 гг. 93376 человек в тюрьмах и с 1949 по 1952 гг. 39073 человек в колониях. Т.о., у Пыхалова есть данные о 1243897 человек, умерших в пенитенциарной системе СССР при Сталине, что составляет 13,09%. Учитывая, что данные Пыхалова неполные, то они нисколько не противоречат данным, приведённым в Википедии. Самым крупным и авторитетным исследователем сталинских репрессий является Виктор Николаевич Земсков. Согласно ему, в ИТЛ ГУЛага с 1934 по 1947 гг. погибло 937471 человек. Как видим, данные по ГУЛагу непротиворечивы, и позволяют заключить нам, что за 1930 по 1953 годы в ИТЛ, ИТК, тюрьмах умерло 16,74% заключённых. Это также близко к данным Р.Овери. Из этого следует, что ГУЛаг не был системой уничтожения народа, системой геноцида .

Если вычесть тяжелые времена (голод 1932-1933 гг. и военную кампанию 1941-1945 гг), когда смертность заметно повышается, то смертность падает до уровня 6-9% (в зависимости от исчисления).

Таким образом, опираясь на архивные данные и объективные научные исследования, мы можем сделать следующий главный вывод: смертность в фашистских «трудовых» лагерях превышала смертность в ГУЛаге более, чем в 2 раза!

Что касается смертности во всех фашистских трудовых лагерях, упомянутых в Википедии и не признанных МВД ФРГ, то она составляла 36%. Если же подсчитать смертность не только в трудовых, но и в лагерях смерти, то этот процент вырастает до 70% !!!

Отсюда главный вывод: при всей жестокости обоих систем, сталинская система несопоставима с гитлеровской. Эти системы имеют совершенно разную природу!

Если прибегнуть к метафоре, то сталинскую систему можно сравнить с суровым отцом, карающим домашних за малейшее нарушение, а гитлеровскую - с безжалостным убийцей. Поэтому сопоставление этих систем кощунственно. Гитлеровцы в одном Освенциме уничтожили больше народу, чем умерло в сталинском ГУЛаге за всё время его существования.

В номере "РГ" от 21 ноября 2012 (Федеральный выпуск N 5941) опубликовано большое интервью уважаемого мною Максима Кантора ("Вне тусовки ", с. 11).

Может быть, немногие жарче, чем я, присоединятся к его словам: "Да, сталинизм был ужасен, тоталитаризм плох, а коммунизм есть, возможно, фальшивая утопия, но, оценивая свое недавнее прошлое, надо опираться на твердые знания, а не на догадки или эмоции. В ходе репрессий и во время коллективизации погибло много людей - скажите, пожалуйста, сколько? Назовите их имена. Пора обнародовать точный мартиролог жертв тоталитарной власти". Давно пора, давно. Но автор продолжает: "А не гадать, кто прав - Солженицын, который говорит о 67 миллионах, или его оппоненты, настаивающие на цифре в три миллиона".

Однако сопоставление этих двух цифр абсолютно некорректно. Такое сопоставление делают многочисленные блогеры различного нравственного и интеллектуального уровня, обвиняя Солженицына во лжи, чаще всего с использованием ненормативной лексики. Отвечать им бессмысленно, ибо их тексты демонстрируют с полной очевидностью, что "Архипелага" они не читали, во всяком случае, того места, где Солженицын говорит о 67 миллионах. Но не отозваться на подобное сравнение несравнимых чисел, сделанное чтимым мною автором, я не могу. Тем более, что из этого недолжного сравнения он делает весомый вывод: "Если мы с вами узнаем, что погибло не 66,7 миллиона, как пишет Солженицын, а три миллиона, как показывают архивы, то это уже не позволит говорить о геноциде советского народа".

Недобросовестные оппоненты приписывают Солженицыну утверждение, что в ГУЛАГе погибло 66 миллионов человек

Так что же "пишет Солженицын" и что "показывают архивы"?

Недобросовестные оппоненты приписывают Солженицыну утверждение, что в ГУЛАГе погибло 66 миллионов человек. Между тем вот его точные слова:

"По подсчетам эмигрировавшего профессора статистики И.А. Курганова, от 1917 до 1959 года без военных потерь, только от террористического уничтожения, подавлений, голода, повышенной смертности в лагерях и включая дефицит от пониженной рождаемости, - [внутреннее подавление] обошлось нам в... 66,7 миллиона человек (без этого дефицита - 55 миллионов)" ("Архипелаг ГУЛАГ", часть 3, гл. 1; курсив мой. - Н.С.). И в одном из интервью 1976 года: "Профессор Курганов косвенным путем подсчитал, что с 1917 года по 1959 только от внутренней войны советского режима против своего народа, то есть от уничтожения его голодом, коллективизацией, ссылкой крестьян на уничтожение, тюрьмами, лагерями, простыми расстрелами, - только от этого у нас погибло, вместе с нашей гражданской войной, 66 миллионов человек" (Публицистика: В 3 т. Т. 2. С. 451; курсив мой. - Н.С.).

Итак, цифра проф. Курганова, которую приводит Солженицын, включает - сверх ГУЛАГа - Гражданскую войну, Красный террор первых лет советской власти, голод, коллективизацию со ссылкой крестьян, где погибла четверть высланных, да еще больше 10 миллионов ожидаемых, но не рожденных.

А "три миллиона", которые предлагают сравнивать с вышеприведенным числом, - это, по данным НКВД, погибшие только в ГУЛАГе, и не с 1917 по 1959, а с 1929 по 1953. И данные эти - без смертности во время следствия, во время этапов, среди сосланных народов и разных групп населения, - то есть и по ГУЛАГу неполные.

А вот что написано в "Архипелаге" о расстрелах 1937-1938 годов: "Какой правовед, какой уголовный историк приведет нам проверенную статистику? где тот спецхран, куда бы нам проникнуть и вычитать цифры? Их нет. Их и не будет. Осмелимся поэтому лишь повторить те цифры-слухи, которые посвежу, в 1939-40 годах, бродили под бутырскими сводами и истекали от крупных и средних павших ежовцев, прошедших те камеры незадолго (они-то знали!). Говорили ежовцы, что в два эти года расстреляно по Союзу полмиллиона "политических" и 480 тысяч блатарей (59-3, их стреляли как "опору Ягоды"; этим и подрезан был "старый воровской благородный" мир)" (часть 1, гл. 11). Сегодняшние историки, в том числе В.Н. Земсков, приводят цифру расстрелянных "политических" за 1937-1938 - 681 692 человека. Существенно больше, чем пишет Солженицын.

Можно, конечно, спорить, явился ли ленинский Брестский мир спусковым крючком для крупномасштабной гражданской войны, был ли голодомор начала 30-х следствием неурожая или результатом фискальной политики советской власти, спорить можно о многом, но нельзя нарочито подтасовывать слова оппонентов, нельзя тиражировать фальшивки - иначе мы никогда не приблизимся к трезвой оценке нашего недавнего прошлого.

Хотя концлагеря в СССР исчислялись тысячами, а прошедшие через них люди — миллионами, на протяжении десятилетий точное количество жертв было известно лишь горстке чиновников. Поэтому в годы советской власти, пытаясь оценить число пострадавших, можно было только строить догадки. Сейчас об этом тоже строят догадки, но уже с привлечением некоторых архивных данных.

В период чистых догадок, начиная с 50-х годов, споры на Западе по поводу статистики репрессий, как и более общее споры об истории Советского Союза, были окрашены политическими противоречиями холодной войны. Не имея доступа к архивам, историки основывались на воспоминаниях бывших заключенных, показаниях перебежчиков, цифрах переписей населения, данных экономической статистики и даже на мелких деталях, тем или иным образом ставших известными за границей, например на количестве газет, которые были распределены среди заключенных в 1931 году. Те, кто относился к Советскому Союзу плохо, выдвигали более высокие оценки числа жертв. Те, кому не нравилась позиция Америки и Запада в целом в холодной войне, — более низкие. Разница в цифрах была сумасшедшая. В первой в своем роде книге о сталинских чистках «Большой террор» (1968 г.) историк Роберт Конквест писал, что в 1937–1938 годы органы НКВД арестовали семь миллионов человек. В «ревизионистской» работе «Origins of the Purges» (1985 г.) историк Дж. Арч Гетти пишет лишь о «тысячах» арестов в течение тех же самых двух лет.

Открытие советских архивов не принесло, как выяснилось, полной победы ни тому ни другому направлению. Первые ставшие известными цифры, касающиеся числа заключенных ГУЛАГа, лежали, казалось, в точности посередине между верхней и нижней оценками. Согласно документам НКВД, опубликованным ныне во многих изданиях, количество заключенных в лагерях и колониях ГУЛАГа с 1930 по 1953 год на 1 января каждого года было следующим:

Кол-во заключ. (чел.)

Кол-во заключ. (чел.)

Эти цифры, надо признать, соответствуют некоторым другим данным, полученным из разных источников. Число заключенных резко возросло во второй половине 30-х, когда усилились репрессии. Оно несколько уменьшилось во время войны в результате амнистий. Оно пошло вверх в 1948-м, когда Сталин начал новый виток террора. Помимо всего этого, большинство специалистов, работавших в архивах, сходятся в том, что цифры основаны на подлинной компиляции данных, которые НКВД получал из лагерей. Они согласуются с данными других советских правительственных ведомств, в частности Наркомфина. Тем не менее они отражают не всю правду.

Во-первых, цифра за конкретный год может ввести в заблуждение, потому что она маскирует очень высокий оборот людей в лагерной системе. К примеру, за 1943 год, согласно архивам, через ГУЛАГ прошло 2 421 000 заключенных, хотя данные на начало и конец года показывают снижение общего числа с 1,5 до 1,2 миллиона. Это число включает в себя перемещения внутри системы и указывает на огромную интенсивность движения заключенных, не отраженного в общих цифрах. Сходным образом, во время войны из лагерей в Красную Армию был переведен почти миллион заключенных, что не очень сильно сказалось на общей статистике, потому что арестов в военные годы тоже было много. Другой пример: в 1947 году в лагеря поступило 1 490 959 человек, выбыло 1 012 967. Эта колоссальная «ротация» тоже не отражена в таблиwt.

Заключенные выбывали в случае смерти, побега, окончания срока, зачисления в Красную Армию, перевода на административную должность. Как я уже писала, часто объявлялись амнистии для стариков, больных и беременных женщин, но за амнистией неизменно следовала новая волна арестов. Это постоянное, массовое движение заключенных — причина того, что цифры на самом деле гораздо выше, чем может показаться: к 1940 году через лагеря прошло восемь миллионов человек. Используя имеющуюся статистику поступления и выбытия заключенных и сопоставляя различные источники, автор единственного исчерпывающего расчета, какой я видела, оценивает число советских граждан, прошедших через лагеря и колонии в 1929–1953 годах в восемнадцать миллионов. Эта цифра согласуется с другими данными, которые обнародовали в 90-е годы высокопоставленные сотрудники российских органов безопасности. Согласно одному источнику, сам Хрущев говорил о семнадцати миллионах человек, прошедших через лагеря принудительного труда в 1937–1953 годах.

Но, если копнуть глубже, и эта цифра обманчива. Как читателю этой книги уже известно, не все, кого советская система обрекала на принудительный труд, отбывали срок в концлагерях, подведомственных ГУЛАГу. Во-первых, приведенные выше цифры не включают сотни тысяч людей, приговоренных к «принудительному труду без лишения свободы» за производственные правонарушения. Что еще более важно, было еще по меньшей мере три многочисленные категории подневольных тружеников: военнопленные, обитатели послевоенных проверочно-фильтрационных лагерей и, самое главное, спецпереселенцы — вначале «кулаки», затем поляки, прибалтийцы и прочие, депортированные в 1939–1940 годы, и наконец кавказцы, татары, немцы Поволжья и представители других народов, депортированные во время войны.

Численность первых двух групп оценить довольно легко. Из нескольких надежных источников нам известно, что военнопленных было более четырех миллионов. Мы знаем также, что с 27 декабря 1941 года по 1 октября 1944-го в фильтрационные лагеря НКВД поступило 421 199 человек и что 10 мая 1945 года в них еще находилось более 160 000 человек, занятых принудительным трудом. В январе 1946 года НКВД ликвидировал эти лагеря и репатриировал в СССР еще 228 000 человек для дальнейшей проверки. Правдоподобной поэтому выглядит общая цифра 700 000 или около того.

Спецпереселенцев подсчитать труднее — хотя бы потому, что было очень много разных категорий ссыльных, посылавшихся в разные места в разное время и по разным причинам. В 20-е годы многих тогдашних оппонентов большевизма — меньшевиков, эсеров и прочих — ссылали административным порядком. Это означало, что формально они не имели отношения к ГУЛАГу, но репрессиям они, безусловно, подвергались. В начале 30-х годов власти сослали 2,1 миллиона «кулаков», но неизвестное их количество (наверняка сотни тысяч) было изгнано не в Казахстан и не в Сибирь, а в другие местности тех же районов страны или на неплодородные земли колхозов, куда зачисляли их односельчан. Поскольку многие, судя по всему, оттуда бежали, трудно сказать, включать этих людей в общую цифру или нет. Гораздо понятнее положение национальных групп, отправленных в «спецпоселки» во время или сразу после войны. Не вызывают вопросов и отдельные специфические группы, которые, правда, легко упустить из виду, например 17 000 «бывших людей», высланных из Ленинграда после убийства Кирова. Еще были советские немцы, которых физически никуда не перемещали, просто их поселки в Сибири и Центральной Азии превратили в «спецпоселки», так что ГУЛАГ, можно сказать, пришел к ним домой. Еще были дети, родившиеся у ссыльных, — этих детей, безусловно, тоже следует считать ссыльными.

В результате у разных специалистов, пытавшихся сопоставить и свести воедино различные опубликованные статистические данные обо всех этих группах, получались несколько различные цифры. В книге «Не по своей воле», опубликованной «Мемориалом» в 2001 году, историк Павел Полян, сложив численность всех категорий спецпереселенцев, получил итог: 6 015 000. Однако Отто Поль, исследовав архивные публикации, называет другую цифру: семь с небольшим миллионов спецпереселенцев с 1930 по 1948 год. По его данным, количество жителей «спецпоселков» в послевоенные годы менялось так:

Кол-во «спецпоселенцев»

Октябрь 1945 г.

Октябрь 1946 г.

Октябрь 1948 г.

Тем не менее, считая, что низшая оценка удовлетворит самых придирчивых, я беру цифру Поляна: шесть миллионов ссыльных.

Складывая все воедино, получаем общее число прошедших через систему принудительного труда в СССР: 28,7 миллиона человек.

Я, конечно, понимаю, что всех эта цифра не удовлетворит. Некоторые скажут, что не всякого арестованного или высланного можно считать «жертвой», поскольку среди них были и преступники, в том числе военные преступники. Но хотя действительно миллионы людей были осуждены по уголовным статьям, я не верю, что сколько-нибудь значительную часть от общего числа составляли преступники в каком-либо нормальном смысле слова. Женщина, собравшая на сжатом поле несколько колосков, — не преступница, мужчина, три раза опоздавший на работу, — не преступник (отец генерала Александра Лебедя получил лагерный срок именно за это). И, если уж на то пошло, военнопленный, которого через много лет после окончания войны все еще держат в лагере принудительного труда, — не военнопленный в сколько-нибудь законном смысле слова. По каким угодно подсчетам настоящие профессиональные преступники составляли в любом лагере ничтожное меньшинство, и поэтому я считаю возможным не корректировать приведенные цифры.

Кое-кого, однако, результат не удовлетворит по другим причинам. Есть вопрос, который, пока я писала эту книгу, мне, разумеется, задавали множество раз: из этих 28,7 миллионов — сколько погибло?

И опять дать ответ непросто. Ни по ГУЛАГу, ни по ссыльным вполне удовлетворительной статистики смертей на данный момент не существует. Может быть, в ближайшие годы появятся более надежные данные — во всяком случае, один бывший сотрудник МВД лично взял на себя труд аккуратно просмотреть все архивные материалы, лагерь за лагерем и год за годом, и постараться определить достоверные цифры. Руководствуясь, возможно, несколько иными мотивами, общество «Мемориал», уже выпустившее первый надежный справочник по системе исправительно-трудовых лагерей, тоже взялось за подсчет жертв репрессий.

Пока идет эта работа, приходится довольствоваться тем, что мы имеем, — годичными сведениями о смертности в ГУЛАГе, взятыми из архивных дел Отдела учета и распределения заключенных. В эти цифры, по-видимому, не входят случаи смерти в тюрьме или на этапе. Они даются на основании сводных документов НКВД, а не на основании данных по отдельным лагерям. К спецпереселенцам они не имеют отношения вообще. И все же я, хоть и неохотно, приведу их здесь:

Количество умерших заключенных (чел.)

В скобках — в % от общего кол-ва заключенных

352 560 (24,9 %)

267 826 (22,4 %)

108 654 (5,35 %)

Как и официальная статистика числа заключенных, эта таблица выявляет некоторые закономерности, согласующиеся с другими данными. В частности, резкий всплеск 1933 года — безусловно, результат голода, убившего от шести до семи миллионов «свободных» советских граждан. Меньший всплеск 1938-го, скорее всего, отражает массовые расстрелы, происходившие в том году в некоторых лагерях. О колоссальном увеличении смертности во время войны (в 1942-м умерла почти четверть заключенных) говорится и в воспоминаниях людей, бывших тогда в лагерях. Главная причина — голод. Продовольствия не хватало не только в лагерях, но и в стране в целом.

Но даже если и когда эти цифры будут уточнены, на вопрос: «Сколько погибло?» все равно нелегко будет ответить. Честно говоря, никакие цифры смертности, представленные лагерным или гулаговским начальством, нельзя считать вполне достоверными. «Культура» лагерных проверок и взысканий, помимо прочего, создавала заинтересованность лагерного начальства в сокрытии истинной смертности: не случайно как архивные материалы, так и мемуары показывают, что обычной практикой во многих лагерях было досрочно освобождать умирающих, тем самым улучшали статистику. Хотя ссыльных не переводили так часто с места на место и не отпускали перед смертью, система ссылки по самой природе своей (многие сосланные жили в глухих поселках далеко от региональных властей) исключала возможность ведения вполне надежной статистики смертей.

Что еще более важно, сам вопрос следовало бы поставить более точно. «Сколько погибло?» — вопрос, применительно к Советскому Союзу, очень расплывчатый, и тот, кто его задает, должен прежде всего понять, что именно он хочет знать. Если, к примеру, он просто-напросто хочет знать, сколько человек погибло в лагерях ГУЛАГа и поселках для ссыльных в сталинскую эпоху (с 1929-го по 1953 год), то имеется цифра, основанная на архивных данных, хотя даже тот историк, что ее приводит, указывает, что она неполная и не учитывает всех категорий заключенных за все годы. Привожу ее, опять-таки неохотно: 2 749 163.

Но даже если бы это была полная цифра, она все равно не отражала бы общего количества жертв сталинской судебной системы. Как я уже писала в предисловии, советские «органы», как правило, не использовали свои лагеря для убийств. Если им нужно было осуществить массовое убийство, они делали это в лесу. Безусловно, эти жертвы тоже нужно отнести на счет советского «правосудия», и их было много. Используя архивы, одна группа исследователей вывела такую цифру: 786 098 казненных по политическим мотивам с 1934 по 1953 год. Большинство историков считают ее более или менее достоверной, однако массовым казням всегда сопутствовали спешка и хаос, поэтому точно знать мы, скорее всего, не будем никогда. Но даже в это число (слишком точное, по-моему, чтобы быть надежным) не входят те, кто умер в эшелонах по дороге в лагерь, кто умер во время следствия, кого казнили формально не за «политическое» преступление, но тем не менее на сомнительных основаниях. В него не входят 20 000 с лишним польских офицеров, убитых в Катыни, и, самое главное, те, кто умер спустя считаные дни после освобождения. Если нам нужна цифра, включающая все эти категории погибших, то она будет больше, и, вероятно, намного, хотя оценки, опять-таки, сильно различаются между собой.

Но и эти цифры, как выясняется, не всегда отвечают на вопрос, который хотят задать люди. Нередко тот, кто спрашивал меня: «Сколько погибло?», имел в виду общее количество «ненужных» смертей в результате большевистского переворота. То есть — сколько человек погибло из-за «красного террора» и гражданской войны, из-за голода, возникшего в результате жестокой коллективизации, из-за массовых депортаций, из-за массовых казней, из-за убийств и тяжелых условий в лагерях 20-х годов, 60-х — 80-х годов, не говоря уже о лагерях сталинского периода. В этом случае цифра, конечно, будет гораздо выше, но о ней можно только строить догадки. Французские авторы «Черной книги коммунизма» говорят о двадцати миллионах погибших. Другие — о десяти-двенадцати миллионах.

Получить одну весомую цифру смертей было бы, конечно, заманчиво — это позволило бы, в частности, сопоставить Сталина с Гитлером или Мао. Но даже если бы мы такую цифру получили, я не уверена что она рассказала бы нам всю историю страданий. К примеру, никакие официальные цифры не могут отразить смертность среди оставшихся после ареста человека одиноких жен, детей и престарелых родителей, — такая статистика просто не велась. Во время войны старики умирали с голоду; если бы их арестованные сыновья не добывали уголь в Воркуте, они, возможно, остались бы живы. В холодных, плохо оборудованных детдомах дети гибли от эпидемий тифа и кори; если бы их матери не шили арестантскую одежду в Кен-гире, они, возможно, тоже остались бы живы.

Никакие цифры не способны отразить совокупное воздействие сталинских репрессий на жизнь и здоровье целых семей. Мужчину осудили и расстреляли как «врага народа»; его жену отправили в лагерь как «члена семьи»; его дети выросли в приютах и стали уголовниками; его мать умерла от горя; его двоюродные братья, дяди и тети перестали знаться друг с другом, боясь, что на них упадет тень. Семьи разваливались, дружбы прекращались, страх тяжело давил на тех, кого оставили на свободе, пусть даже они не умирали.

Статистика никогда не может дать полное представление о случившемся. Не могут дать его и архивные документы, на которых основана немалая часть этой книги. Все те, кто красноречиво и страстно писал о ГУЛАГе, понимали это — вот почему я хотела бы одному из них предоставить последнее слово в разговоре о статистике, архивах и папках.

В 1990 году писателю Льву Разгону позволили ознакомиться со следственными делами, содержащими протоколы допросов его самого, его первой жены Оксаны и еще нескольких членов его семьи. Он прочел дела и позднее написал о них очерк. Он подробно говорит о содержании папок, о скудости «улик», о смехотворных обвинениях, о трагической судьбе его тещи, о неясных мотивах, которыми руководствовался его тесть — чекист Глеб Бокий, о странном отсутствии раскаяния со стороны тех, кто растоптал все эти жизни. Но сильнее всего поразило меня описание его чувств после того, как он окончил чтение: «Я давно уже перестал листать дела, они лежат уже больше часа или двух около меня, застывшего в кресле со своими мыслями. И присмотрщик уже начинает нетерпеливо покашливать и смотреть на часы. Пора, пора. Мне здесь уже нечего делать. Я отдаю дела, и папки снова небрежно укладываются в матерчатую авоську. Я иду вниз, по пустым коридорам, прохожу мимо часовых, которые даже документ у меня не спрашивают, и выхожу на Лубянскую площадь.

Всего только пять часов вечера, а уже почти темно, мелкий и тихий дождь идет непрерывно, отвесно, этот дом остается за мной, я стою на тротуаре возле него и не знаю, что же мне делать. Я понимаю, что что-то должен сделать, но что?! Как ужасно, что я неверующий, что я не могу зайти в какую-нибудь тихую церквушку, постоять у теплоты свеч, посмотреть в глаза Распятого и сделать, сказать то, что делают верующие, и от чего им становится легче.

Да, здесь была когда-то такая маленькая уютная церквушка — на углу Мясницкой и Лубянской площади. Крошечная церковь с маленьким кладбищем, где была могила знаменитого математика XVII века Магницкого. Но уже давно нет этой церкви, этой могилы, на этом месте воздвигнута новая громада одного из зданий КГБ.

Я стою долго, так подозрительно долго, что ко мне ближе подходит один из „некто в штатском“, что дежурят у этого самого старого, самого главного, самого страшного дома. Я смотрю налево, и там, вдалеке, около Политехнического музея, различаю далекий, теряющийся в сетке дождя мигающий огонек. Да ведь это у камня! У Соловецкого камня! У скромного, неприметного памятника миллионам погибших — таких же, как и мои. Совсем недавно мы открывали его, я выступал здесь, и на меня глядели глаза тысяч людей, которых привела сюда печаль, память, иногда отчаяние.

Я пошел к своему камню. Когда мы его торжественно открывали, это был просто камень, это был памятник, это было — пусть маленькое и скромное, но сооружение. А теперь это было другое. Под куском целлофана горела свеча, рядом с ней лежали два яблока, веточка рябины. Мокрые цветы лежали на камне, на подиуме, к которому были прислонены скромные размякшие венки. Надписи на их лентах уже нельзя было разобрать. Кто-то прислонил к камню любовно и тонко сделанный деревянный небольшой крест, кто-то положил листок со стихами. Десятка полтора людей стояли вокруг и молчали. Давно уже испарился запах ладана, следы молебствий и панихид. И теперь это был уже не памятник, это была могила. Вот такая обжитая, давным-давно обмоленная могила, какая бывает на старых, но еще действующих кладбищах.

Как и другие возле меня, я снял шапку, дождь или слезы текли по моему лицу, но я этого не замечал и думал о том, что „все души милых на высоких звездах…“. И судьба снова привела меня в этот дом, чтобы прикоснуться к жизни моей и моих близких. Мне 82 года, я должен был это снова пережить, я стою у могилы десятков миллионов людей, и среди них не потеряны, не растворились лица, голоса Оксаны, Софьи Александровны… И я могу их всех вспомнить и о них рассказать. И если жизнь так распорядилась со мной, значит, так и должно быть…